| “Народ Божий любите, не отдавайте стада отбивать пришельцам,
ибо если заснете в лени и в брезгливой гордости вашей, а пуще
в корыстолюбии, то придут со всех стран и отобьют у вас стадо ваше”.
Ф.М. Достоевский (Братья Карамазовы)
Попытки понять, почему люди употребляют одурманивающие вещества, приводя себя в состояние опьянения, предпринимались с тех пор, как это явление возникло в обществе, с тех пор как от санкционированного общественными правилами ритуального, как правило, коллективного и лечебного употребления отдельные индивидуумы начали применять наркотические средства по собственному соображению.
Столетия такое отклоняющееся поведение, как и любая форма неподчинения правилам, оценивалась с моралистических позиций. Лишь в XIX веке начались попытки объяснения с научных позиций. Здесь выделяются два основных направления - социологическое и биологическое. До настоящего времени эти направления, обогащаясь опытом последующих поколений, имеют своих сторонников и противников. С начала ХХ века успешно развиваются психологические концепции со своими суждениями о структуре личности, девиантном поведении, о неврозах и синдроме зависимости, расширенные и дополненные развивающимся психоанализом. В результате этого, проблема наркотизации общества, с одной стороны, приобретает осязаемые формы за счет более-менее четких границ вовлеченных в эту проблему научных дисциплин, с другой стороны, эта проблема невероятно осложняется. И именно по той же причине – вовлечение в этот процесс все новых и новых научных дисциплин.
К настоящему времени различные специалисты определяют наркотизацию общества как биопсихосоциодуховную проблему, то есть проблему, включающую в себя биологическую, психологическую, социальную и духовную составляющие. Вероятно, так и есть, но, к сожалению, это ни на шаг не продвигает общество по пути к ее решению, без учета исторических, культурных и этнографических моментов. То есть, всего того, что входит в понятие этногенеза. Достаточно вспомнить теорию пассионарности Л. Гумилева, по которой наиболее тяжелым периодом жизни этноса является “надлом” – переход от акматической фазы накала пассионарности к разумному хозяйничанью инерции, а затем к бездумному спокойствию гомеостаза (цивилизации), которому предшествует упрощение внутренней структуры этноса и оскудение стереотипа поведения. Согласно Л. Гумилеву, отличительной чертой “цивилизации” является сокращение активного элемента и полное довольство эмоционально пассивного и трудолюбивого населения. Однако нельзя упускать из виду и третий вариант - наличие людей и нетворческих, и нетрудолюбивых, эмоционально и умственно неполноценных, но обладающих повышенными требованиями к жизни. В героические эпохи роста и самопроявлений эти особи имеют мало шансов выжить. Вот, что он говорит об этих людях: “Они плохие солдаты, никакие рабочие, а путь преступности в строгие времена быстро приводил на эшафот. Но в мягкое время цивилизации при общем материальном изобилии для всех есть лишний кусок хлеба и женщина. “Жизнелюбы” (да простится автору неологизм) начинают размножаться без ограничений и, поскольку они являются особями нового склада, создают свой императив: «Будь таким, как мы», т. е. не стремись ни к чему такому, чего нельзя было бы съесть или выпить. Всякий рост становится явлением одиозным, трудолюбие подвергается осмеянию, интеллектуальные радости вызывают ярость. В искусстве идет снижение стиля, в науке оригинальные работы вытесняются компиляциями, в общественной жизни узаконивается коррупция, в армии солдаты держат в покорности офицеров и полководцев, угрожая им мятежами. Все продажно, никому нельзя верить, ни на кого нельзя положиться, и, для того чтобы властвовать, правитель должен применять тактику разбойничьего атамана: подозревать, выслеживать и убивать своих соратников.
Порядок, устанавливающийся в этой фазе, которую правильнее всего назвать “обскурацией”, никак нельзя считать демократическим. Здесь господствуют, как и в предшествовавших стадиях, группы, только принцип отбора иной, негативный. Ценятся не способности, а их отсутствие, не образование, а невежество, не стойкость во мнениях, а беспринципность. Далеко не каждый обыватель способен удовлетворить этим требованиям, и поэтому большинство народа оказывается с точки зрения нового императива неполноценным и, следовательно, неравноправным. Но тут приходит возмездие: жизнелюбы умеют только паразитировать на жирном теле объевшегося за время “цивилизации” народа. Сами они не могут ни создать, ни сохранить. Они разъедают тело народа, как клетки раковой опухоли организм человека, но, победив, т. е. умертвив соперника, они гибнут сами.
В самом деле, даже для сохранения семьи и воспитания детей нужны совсем иные качества, нежели те, которые столь тщательно культивировались; в противном случае дети расправятся с родителями, как только это будет им удобно. Итак, после наступления торжества обскурации носители ее исчезают как дым, и остаются уцелевшие от всех передряг потомки первоначальных носителей статического состояния, которые на руинах вновь начинают учить своих детей жить тихо, избегая конфликтов с соседями и друг с другом. Анатомически и физиологически они полноценные люди, приспособившиеся к ландшафту, но пассионарного напряжения у них столь мало, что процесс развития этносов не идет. Даже когда среди них случайно рождается пассионарная особь, она ищет себе применения не на родине, а у соседей (например, албанцы делали карьеру либо в Венеции, либо в Константинополе). Тут возникают две возможности: либо оставшиеся в живых влачат жалкое существование как реликтовый этнос, либо они попадают в горнило переплавки, и при некоторых благоприятных условиях из нескольких обломков выплавляется новый этнос, лишь смутно помнящий о своем происхождении, ибо для него куда важнее дата его нового рождения”.
Это как раз то, что мы наблюдаем в наше время и не только в нашей стране. То есть, учитывая это, можно констатировать, что проблема наркотизации общества гораздо шире и глобальнее, чем просто биопсихосоциодуховная проблема. Конечно же, решить её какими-то глобальными методами просто абсурдно, поскольку все составные части этой проблемы находятся в сильнейшей взаимосвязи и тесно переплетены между собой, но в то же время ее решение путем вычленения отдельных составляющих и выстраивание их по ранжиру – путь изначально тупиковый и приводящий только к усугублению этой проблемы. Необходимо четкое представление обо всех ее составных частях, обо всех нюансах, которые должны найти отражение в конкретной государственной программе по проблеме наркотизации общества и немедицинского злоупотребления наркотическими веществами, а не только в “борьбе с незаконным оборотом наркотиков” “силовыми” методами. Которые, кстати, по мнению большинства представителей силовых структур и не только в нашей стране, имеют эффективность всего в 10%. И то, даже такая малая эффективность считается отличным результатом. Учитывая, что эта статистика известна, по крайней мере, уже лет пять-шесть по странам, где борьба с незаконным оборотом наркотиков проводится не одно десятилетие, представляется странным создание структуры-монстра в виде Госнаркоконтроля с передачей этой структуре максимальных полномочий и прав с приоритетным финансированием. Вопрос не стоит о том, что такая структура не нужна. Нужна. Очень нужна. Но на фоне влачащих нищенское существование системы государственного здравоохранения, системы государственного образования, отсутствия институтов социальной защиты, институтов психологической помощи, отсутствия института ювенальной юстиции, разложения культуры, тотального падения нравов, резкого снижения качества и уровня жизни, снижения рождаемости, снижения продолжительности жизни и т.п. создание структуры с заведомо низкой эффективностью работы, подменяющей и дублирующей деятельность других силовых ведомств (МВД, ПСФСБ, Таможенную службу), мне представляется глумлением над обществом в особо извращенной форме. Если проиллюстрировать это высказывание для лучшего представления о чем идет речь, то деятельность этой структуры, как силового административного варианта “борьбы” с незаконным оборотом наркотиков и злоупотреблением различными психоактивными веществами, можно представить в виде оперативного вмешательства по удалению гланд через задний проход. Теоретически такое “оперативное” вмешательство возможно, практически же заранее известна его низкая эффективность, зато налицо полная гамма ощущений проведения "настоящей" операции. Остается только сожалеть, что копирование чужого опыта у нас происходит не как лучше, а как всегда. |
